Валерий Борзов, чемпион Мюнхенской Олимпиады 1972 года в беге на 100 и 200 метров.

Личные рекорды: 100 м — 10,07, 200 м - 20,00. Оба результата, показанные Олимпиаде в Мюнхене. В качестве рекордов Европы держались в течение 7 лет. Статья написана в 60-летний юбилей в журнале "Легкая Атлетика" за 2009 год, №10-11.

1971 год. Тренировка

Не могу сказать, что я мало тренировался в те годы. Но «пахарем» меня, по-моему, не считал никто... Возможно, это происходило потому, что в подготовительном, самом объемном, периоде я не выезжал на тренировочные сборы, предпочитая заниматься в Киеве, на базе института физкультуры. Летом же, находясь в хорошей спортивной форме, особенно если по плану предстояло тренироваться в облегченном режиме D, я мог действительно произвести впечатление, мягко говоря, не слишком трудолюбивого спортсмена. Поэтому порой создавалось мнение, что Борзов не только любит экономить силы в предварительных стадиях соревнований (что действительно имело место), но и в тренировках щадит себя сверх всякой меры. При этом, естественно, забывалось, что тех результатов, которые я показывал на соревнованиях, вряд ли можно было достичь, пренебрегая тренировками...

Сложные задачи, поставленные в предолимпийском, 1971 году, требовали некоторой интенсификации тренировочного процесса, особенно в подготовительном осенне-зимнем периоде. Учитывая, что мой лучший результат в беге на 100 м в 1970 году был всего 10,3, нужно было поднять потолок абсолютной скорости, а выступление в многокруговых состязаниях требовало увеличить запас прочности, в первую очередь мышечного аппарата ног. Я просто обязан был оберегать себя от травм (к сожалению, полностью этого выполнить не удалось).

У нас с Валентином Васильевичем Петровским (тренером Валерия Борзова. — Прим. ред. ) было одно мощное средство тренировки — бег и прыжки по лестнице первого яруса Центрального стадиона в Киеве. Высота лестницы — 76 ступеней. Самым трудным упражнением — контрольным — были прыжки через две ступени на одной ноге с подтягиванием ее к груди. Причем это упражнение выполнялось «до отказа». Кто хочет, может попробовать! Образно говоря, на последней ступени (а я ни разу не позволил себе не окончить упражнения) небо казалось с овчинку. Дыхания не было, в коленях вибрация. Причем, я должен был не просто допрыгивать до конца лестницы, но и правильно выполнять при этом упражнение, как бы ни было тяжело. А если вспомнить, что мой вес 80—82 кг да плюс еще два костюма — ведь дело происходило зимой, — получалась очень серьезная работа.

Но и после этого тренировка не кончалась. Мне предстояло пробегать несколько длинных отрезков — от 400 до 800 м в переменном темпе. Зачем? В этих пробежках я, с одной стороны, получал тот самый запас прочности, которого мне еще не хватало, а с другой — это помогало создавать высокую экономичность движений. Ведь у уставших мышц, образно говоря, просто не было иного выхода, как работать в самых оптимальных режимах, и работать экономично.

Иногда прыжки на одной ноге по лестнице заменялись бегом или прыжками на двух ногах или с ноги на ногу, но в любом случае после такой утомительной работы выполнялся бег на длинные отрезки. Такое занятие проводилось раз в неделю — в пятницу, которую я называл «черной».

Много времени я уделял и развитию специальной силы, упражняясь со штангой. В начале подготовительного периода использовал штангу для наращивания мышечной массы, ближе к весне — для проработки тех групп мышц, которые не поддавались воздействию моего собственного веса в беговых и прыжковых упражнениях. Это относилось к проработке группы мышц тазобедренных суставов. Кроме того, штанга помогала развивать силу мышц при углах сгибания ног и туловища менее 90°, чего нельзя было достичь в беговых упражнениях.

Если в начале подготовительного периода я работал с большими (более 100 кг) отягощениями до утомления, то весной переходил к упражнениям с меньшим весом, выполняя их сериями и на время (например, заданное число приседаний за 10 секунд с определенным весом). Таким образом, мы шли от общей работы к специальной. Интересно, что, не работая с максимальным весом, мне удавалось показывать довольно высокие результаты в отдельных упражнениях, например, встать из приседа со штангой на плечах весом 180 кг.

Силу и мощность мышц ног развивал и прыжковыми упражнениями. Например, бег прыжками на 30 м на время или то же упражнение, но выполняемое на одной ноге. Было у меня одно упражнение, которое я, пожалуй, не порекомендую начинающим спортсменам. Оно из группы так называемых острых» средств. Пожалуй, даже рискованных. Это прыжок на постепенно повышающуюся бетонную стенку двумя ногами. Сначала прыгаешь на высоту 1 метра, потом повыше и, наконец, примерно на высоту 140 см. Представьте себе, чем рискуешь, если прыжок не удается, — ударом о бетон...

Тут даешь максимальный импульс и немного щекочешь себе нервы. Для остроты ощущений полезно. Но как бы то ни было, в таком тесте, как тройной прыжок с места, мне удавалось без специальной тренировки показывать результаты более 10 м. Помимо такой специальной скоростно-силовой подготовки я 3 дня тренировался в беге (в манеже), отрабатывая отдельные элементы техники низкого старта и бега по дистанции, то есть выполняя обычную нашу тренировочную программу.

1972 год. Накануне

План на первую половину сезона предусматривал выведение на высший уровень скоростных возможностей, а потом (на базе высокой скорости) мы рассчитывали поднять и потолок скоростной выносливости для бега на 200 м. План этот в основном удалось выполнить.

Так же, как в 1971 году, в первых всесоюзных состязаниях в начале соревновательного сезона я не участвовал. Просто мы выбрали соревнования масштабом поменьше, и мои старты остались незамеченными. А первым крупным официальным соревнованием для меня стал матч в Милане, в котором приняли участие команды Италии, Бельгии, Румынии и СССР. Никогда я еще так хорошо не начинал сезон — в этом первом международном соревновании показал в беге на 100 м 10,0 (!). Но даже в этом выигранном мной забеге я уже почувствовал горячий ветер надвигающейся Олимпиады. Вторым в забеге (и с таким же временем) был Пьетро Меннеа, который год назад считал для себя счастьем попасть в европейский финал. В Милане я не бежал 200 м, а Пьетро показал, что год не прошел для него даром, и в Мюнхене с ним придется считаться уже всерьез — он повторил мой рекорд Европы — 20,2 (!).

Старты в Аугсбурге на матче СССР—ФРГ и на других состязаниях подтвердили мою хорошую подготовленность в беге на стометровке (на чемпионате СССР я вновь пробежал ее за 10,0) и некоторое отставание на второй спринтерской дистанции (200 м мне не удалось пробежать быстрее 20,7). Но времени до Олимпийских игр оставалось еще достаточно — 6 недель, и можно было надеяться улучшить свои показатели в скоростной выносливости. Удалось побывать мне и в Мюнхене, столице Игр, — на предолимпийской неделе. Там моим соперником оказался Роберт Тейлор из США, у которого я выиграл стометровку с результатом 10,14. Любопытно, что, когда после бега мы вернулись на старт, судья-стартер из ФРГ сказал мне, что и на Олимпиаде я буду победителем с таким же временем. Я, естественно, ничего против не имел... Во мне тоже жила надежда на удачу. Вот в таком состоянии я и приехал вновь в Мюнхен.

Итак, по нашему плану мы не собирались раскрывать всех карт в олимпийских тренировках. Работа над скоростной выносливостью (она проходит в режиме А) не требует проявления высшей скорости и поэтому внешне не бросается в глаза. Я методично изо дня в день пробегал длинные отрезки с оптимальной скоростью, постепенно сокращая интервалы отдыха между пробежками. А поскольку никому из добровольных зрителей не приходило в голову измерять время этих интервалов (все они, вооруженные секундомерами, обращали внимание лишь на скорость бега), то большого впечатления эти тренировки не производили. Тем не менее число зрителей на моих тренировках не убывало, а количество вопросов о моей готовности с каждым днем увеличивалось. Тренировки невольно превращались в нечто среднее между показательными занятиями и летучими пресс-конференциями, которые надоедали нам с Петровским все больше и больше.

Наконец, настал день (помоему, это было дней за пять до первого старта), когда я устал играть роль неумелого актера. Это ощущение органично совпало с желанием почувствовать скорость бега и окончательно увериться в успехе перед генеральным сражением. Мы понимали, что моя тренировка не останется незамеченной и поможет, вопервых, психологически воздействовать на соперников и, воторых, заставит с помощью подобной демонстрации оставить нас в покое в последние дни перед стартом.

Тренировка эта началась как обычно. После короткой разминки (день был жаркий, и, для того чтобы разогреться, много времени не требовалось) я с неторопливой тщательностью начал устанавливать стартовые колодки. Постепенно вдоль дорожки начала собираться группа наблюдателей. Здесь были и журналисты, и тренеры зарубежных команд, и свободные от тренировки спортсмены.

Со стороны казалось, что собрались они вовсе не ради меня, а просто остановились поболтать, обменяться последними новостями. Разноязыкий говор, жестикуляция. Выдавали их только взгляды. Точные, зоркие взгляды специалистов спринта. Под таким наблюдением ты весь на виду, со всеми твоими достоинствами и недостатками.

Первые старты — пробные — не привлекли внимания. Но вот я постепенно начал увеличивать мощность движений примерно до 90% от максимума. И сам так увлекся этим процессом, что даже не заметил той тишины, которая воцарилась вокруг нас. С каждой пробежкой росла моя скорость, и хотя я не стремился показывать все, на что был способен, зрелище, видимо, было довольно внушительным. В завершение я пробежал раза два по 60 м, и мы закончили тренировку. После этой демонстрации никто не задал ни мне, ни Петровскому ни одного вопроса... Да и что там было говорить. Я и сам чувствовал: это был настоящий спринт!

Комментарии

Комментариев пока нет