Мы будем прыгать выше

Рассказ заслуженного тренера СССР Валерия Когана (1990 год)

Тренеров, как правило, всегда спрашивают о спортивном пути его воспитанников, забывая, что до появления известных учеников у них был и свой спортивный путь, и первый опыт работы, удачи и промахи. Поэтому прежде чем говорить о своем лучшем ученике Радионе Гатауллине, хочу рассказать, как я вообще попал в спорт и стал тренером.

Мой спортивный путь неразрывно связан с братом-близнецом Павлом. Постоянно мы с ним находились в состоянии соревнования — выясняли, кто из нас сильнее, быстрее, более ловкий. Наши первые и любимые кумиры — Брумель, Тер-Ованесян, сестры Пресс, Лусис. Поэтому и первое увлечение спортом связано с легкой атлетикой. Когда мы учились в 5-м классе, мы вырыли рядом с домом яму, натащили песку и стали прыгать в длину, до упаду, а через пару недель рядом сделали яму и для высоты и учились прыгать разными способами. Делали все это самостоятельно, без чьей-либо помощи. Параллельно играли за школу и в теннис — это тоже было серьезно.

Отец, видя наше увлечение спортом, отдал нас в 8-м классе в спортивный интернат, где нашим тренером стал Юрий Николаевич Парфенов, сам бывший метатель-многоборец. А когда ему предложили тренировать в республике прыгунов с шестом, он стал учиться прыгать сам и учил нас. А вообще с братом больше тренировали друг друга.

В то время мы очень много всего читали и все методики пробовали на себе. Сейчас понимаешь, что это абсурд, но тогда казалось, что если одна методика дает определенный результат, то 5 дадут в 5 раз больше!

Мы экспериментировали по 7—8 часов в день и приходили к тренеру «измочаленные». А он не мог понять, что с нами происходит. Но на тренировках, обладая огромнейшей работоспособностью, мы выкладывались полностью и в итоге получили разностороннюю общефизическую подготовку. Позже мы уже столько не работали над ОФП, а результаты росли за счет специальной работы. Тренировались мы в 3—4 раза меньше, так как, еще учась на 3-м курсе института физкультуры в Ташкенте, набрали уже свои группы.

В то время все наши эксперименты мы проводили над Володей Борисенко и нашим младшим братом Игорем. Володя выигрывал 3—4 вида в республике и многоборье. Потом у меня появился Валерий Ишутин, а у брата Радик Гатауллин и другие мальчишки. Тренировали мы их по всем видам, но коньком нашим было многоборье, хотя я как спортсмен считался чистым шестовиком.

Постепенно в соревнованиях нашими основными соперниками становились ученики. Пока мы совершенствовались, накапливая огромное количество навыков,— совершенствовались и они. Но в 1978 году после 7 лет работы мы стали «разрываться». У нас с Павлом были общие группы. Специализации не было — мы просто брали в группы способных к легкой атлетике ребят, год-два вели с ними общую работу, а когда приходило время выступать, начинали работать в тех видах, где они могли достичь наибольшего успеха.

В 1978 году человек 10—12 за один сезон выполнили I разряд и почти все в разных видах (шестовиков, кстати, не было ни одного). У одного парня, например, ничего не получалось в скоростно-силовых видах легкой атлетики, в конце концов он начал выступать в ходьбе — и, представьте, дело пошло. Мое глубокое убеждение — надо с ребятами пробовать все.

Ну а когда наши ученики выполнили I разряд, с ними надо было начинать очень серьезно работать. А тут предложили специализацию. Что делать? Стали пристраивать девочек и некоторых мальчиков к другим тренерам. Несколько человек поступили в институт, и тренировать их нам было уже нельзя — такие вот порядки, да многие считали, что и дать-то им мы больше уже ничего не сможем.

В это время я и начал работать с Радионом, до этого с 4-го класса он тренировался вместе со своим старшим братом Романом у Павла. Тренировки у ребят проходили играючи. Мы все время «сталкивали» их на самых различных соревнованиях, чтобы хоть в одном, но каждый был впереди. Делали для них недорогие призы, обязательно вручали грамоты. А как они стремились победить, обыграть приятеля, которому проиграли месяц назад, или улучшить собственный результат! Так они развивались. И если на городских или республиканских соревнованиях мы видели, как тренеры уговаривают своих выступить еще в одном виде, то наши же просто рвались в бой, до слез доходило, если не разрешали. Они могли выступать в 5—6 видах, и это доставляло им радость.

Оставалось два года до спартакиады школьников 1982 года, планировать Радиону выступление в многоборье не было смысла — были ребята постарше и посильнее. А вот шеста у нас практически не было — один парень прыгал 3,60, с волейбола заходил Валера Ишутин и без тренировки прыгал 2,90. А Радион прыгал 3,30, так что в команду мог попасть. Было им тогда по 13 лет.

После 20-дневного сбора в Донецке ребята стали прыгать под 4 метра, а на следующий год — 4,20—4,40. До спартакиады оставался еще год, а ведь раньше в республике выше 4 метров на таких соревнованиях не прыгал никто. Осенью 1981 г. на новых шестах они и Борисенко прыгают по 4,70, и мы первый раз — это был ноябрь 1981-го — едем к Юрию Волкову. Многие тогда говорили о его школе — и хорошее, и плохое, но именно он был вдохновителем всех идей и результатов. По тому, что увидел я у него, считаю его одним из своих учителей, хотя о шесте мы с ним не перемолвились и словом.

Но я имел возможность наблюдать. Неделю мы тренировались — на нас никакого внимания. И вот предложили посоревноваться с 8 шагов разбега, и 15-летний Радион перепрыгивает всех из группы Волкова — 4,60, не прыгали тогда только корифеи — Крупский, Волков, Богатырев. Вечером Юрий Николаевич пригласил меня к себе и предложил передать Радиона к нему в группу. «Он может прыгать 6 метров» —были его слова (в это время мировой рекорд Кости Волкова был 5,84),—а у нас в школе есть все необходимое. Мне никаких званий не надо, все, что этот парень сделает, пойдет тебе, просто хочется воспитать хорошего прыгуна для сборной СССР.

Он мне так и объяснил: по плану на следующий год —5,30, еще через год —5,60, а в олимпийском, 1984 году, будет бороться за место в команде. Такие вот вещие слова. Для меня Волков был авторитет, я ведь только начинал работать с шестом, и сказал, чтобы он разговаривал с Радионом, как тот решит, пусть так и будет, я не против.

Весь разговор я передал Радиону. Он встретился с Волковым и сказал, что ему в Иркутске тяжело, непривычно и жить он здесь не сможет, ведь все время от рождения он провел в Ташкенте.

Что же сумел разглядеть Волков в Радионе? Когда он увидел прыжок Гатауллина с 8 шагов разбега, он понял, что при хорошем собственном росте, весе и то, с каким шестом по жесткости прыгал Радик, на сколько выше хвата, парень имеет определенную одаренность. И хотя многое тогда Радион делал неправильно, но его уже отличала большая способность «вырвать» себя на шесте, он умел загораться, хотел прыгать выше, и главное — готов был прыгать выше.

Волков показал мне контрольные упражнения сына Кости с 2, 4, 6, 8 и 10 шагов, и эти упражнения на многие годы стали для меня и для Радиона критерием в определении технического мастерства. Костя Волков и до сих пор остается непревзойденным в этом плане прыгуном, а вот по качествам он и в то время, и сейчас не вошел бы, наверное, в десятку. А Волков вывел сына на международную арену.

Наш основной критерий техники — на сколько выше хвата прыгает спортсмен. Но дело в том, что есть и прямая зависимость от физических качеств. Если бы у Кости были данные Бубки или Гатауллина, то у него результат был бы не на 1,17 выше хвата (его рекорд), а на 1,30—1,35. Значит, сантиметров 20 он мог бы добавить за счет качества. Радион вот только в прыжке на 6 метров показал 1,20 выше хвата и повторил в этом показателе мировой рекорд Обижаева.

Итак, мы уехали от Волкова, а 1982 год начался с того, что Радион в горах сломал в двух местах ногу, и зима у него пропала. В мае он начал прыгать и через полтора месяца в отличном стиле выиграл первенство Союза (5,20), с запасом сантиметров в 20 (рекорд был тогда 5,32). На следующий год он прыгает 5,55, причем на главном старте сезона — выигрывает чемпионат Европы среди юниоров (а это почти те же 5,60, которые называл Волков).

В олимпийском году он был явным кандидатом в сборную — зимой был третьим, летом входил в пятерку, короче, боролся за место в команде. Единственно — у нас не было шестов, и пришлось отправить его на сбор в Болгарию, где Никонов, который был тогда старшим тренером сборной, начал его переучивать, получил Радион там травму, и сезон пропал. Ну, а так как вместо олимпиады, куда наши спортсмены не поехали, проводилась «Дружба», я сказал Радиону, что мы не будем «дергаться», никуда от нас Олимпиада не уйдет. Я настраивал его нормально работать и установить мировой рекорд для юниоров.

В том, 1984 году, я почувствовал, что в техническом направлении мы на правильном пути, идем грамотно, не проигрываем и исполнители у нас отличные, с высокими потенциальными возможностями.

В это время мы получили новый шест, Радион не успел его освоить и проиграл первенство СССР среди юниоров (которое, кстати, выиграл Валерий Ишутин прыгнув 5,40). Но уже недели через две Радион освоил новый шест, прыгнул легко начальную высоту (5,40) в Таллинне и 8 сентября в Донецке на чемпионате СССР был вторым за Бубкой и установил новый мировой рекорд для юниоров — 5,65.

Теперь позволю себе рассказать о том, как мы тренировали. Тогда уже мои братья — Павел и Игорь, тренер бригады Игорь Бреусов учили ребят тому, через что я уже прошел. Тем самым я их лишал возможности ошибаться, как было со мной, а это оказалось во вред, так как их ученики еще физически не были готовы делать то, что предлагали им тренеры. Лучше бы они вообще не прыгали с шестом. Вообще. А при заучивании чего-то одного шел форсаж. У нас же, когда мы искали что-то новое, происходила разносторонняя техническая подготовка.

Это я понял позже, что надо учить, но не заучивать. Лучше делать ошибки, но не повторять по многу раз одно и то же. Лучше сегодня делать так, а завтра по-другому. В течение одной тренировки я по нескольку раз менял задачи. Вроде расходились ребята ничему не научившись, но получали они какое-то ощущение шеста, хотя специальной работы вроде не было. И каждый год они росли равномерно. Но я понял это на примере двух других моих учеников. За год результат Виктора Рыженкова вырос с 4,00 до 5,10, а у Славы Аристова с 3,00 до 4,90. Специальную техническую подготовку я начинал с ними в 15—6 лет, раньше и нельзя было. У Гатауллина и Ишутина был более плавный переход. Уже в 7-м классе Ишутин, например, прыгал в высоту на 1,80, Радик вообще был очень разносторонне развит. В 15 лет он выиграл длину (6,39) на первенство страны среди юношей в троеборье.

Физическая подготовленность этих ребят позволяла заняться техникой. А Рыженкову и Аристову я ее поставил сразу. Но сейчас скажу, что это не лучший способ, так как количество навыков у них меньше, развитие их идет рывками, а у Радиона и Валерия ни одного года не было, чтобы хоть 5—10 см они не прибавили. Гатауллин: 13 лет —,60; 14 —4,20; 15 — 4,80; 16 —5,20; <17 —5,55; 18 —5,65; 19 —5,75; 20 —5,85; 21—,90; 22 — 5,95; 23 —6,02 зимой и 6,00 летом. Ишутин : 13 лет —3,60; 14 —4,40; 15 — 4,70; 16 —5,10; 17 —5,30; 18 —5,40; 19 —5,60; 20 —5,65; 21—,70; 22 — 5,71; 23 —5,75. А у Рыженкова: 17 лет —,35; 18 —5,30; 19 —5,50; 20 —5,40; 21 —5,65.

Радион, конечно, лидер в группе. Он знает, что делает, никакое дело не любит делать плохо, поэтому и его учеба в медицинском институте — это тоже было серьезно. Еще в 1985 году он был готов прыгнуть на 6 метров. Но из-за учебы в тот период он тренировался 4—5 раз в неделю по одному разу в день, двухразовые тренировки были только на сборах, а сборы не часто. Поэтому в техническом плане были недоработки. Практически с 1983 года, когда он стал чемпионом Европы среди юниоров, прибавки в техническом плане — выше хвата — не было, он рос физически, менял шесты, поднимал выше хват и за счет этого прыгал выше и выше.

Теперь о подготовке к Олимпиаде 1988 г. Мы реально представили, что борьба будет в основном с Бубкой, но разговора о золотой медали не вели, думали, что надо попадать в призеры. Это была задача внешняя. А настоящая была в том, чтобы научиться в каждом старте показывать максимальный результат и реализовать свои возможности.

К этому времени Радион взял академический отпуск в институте, и с октября 1987 года мы начали работать. Декабрь мы провели в Москве, потом был Вильнюс, где мы работали с видеоаппаратурой.

Здесь как раз пошла сильная работа по перестройке техники, до этого я никак не мог заставить Радиона начать эту работу. А тут начал убеждать, что пора. Сначала ничего не получалось. Первый старт — 5,70, дальше — 5,60 на призе Булатова. Я все заснял. Сравнил с Жуковым, у которого работа левой руки на шесте была просто идеальной. Показал Радиону. Провели по ошибкам пару тренировок, исправили самое элементарное и в результате — 5,90. И это все на огромном объеме. За день до этого он показал мастерский результат в беге на 60 мс/б (за 7,8 в забеге), попал в финал, но в финале не бежал — надо было прыгать с шестом. На следующий день он прыгнул 5,90. Потом продолжили работать в этом ключе.

Отлично поработали на сборах в Афинах в апреле, в мае — объемы. На мемориале Знаменских Радион легко прыгнул на 5,85 и был близок к 6,06. Отбор прошли. Потом начали работать серьезно, и, честно говоря, только тогда я понял, что впереди Олимпиада. И здесь мне большую помощь оказали некоторые тренеры.

Я увидел, что Радиона не хватает на конец соревнований. А прикинув, понял, что за последние несколько лет самым слабым местом было то, что почти любое соревнование он проходил за минимум прыжков — до 3. И теперь он не мог прыгнуть не то что 10 прыжков, а даже 6—7. Подошел я тогда к тренеру Брызгиных — Владимиру Федорцу и попросил совета, можно ли что-нибудь сделать. И он поставил мне задачу значительно увеличить по объему силовую работу. Дал одно упражнение по специальной выносливости (элементарный «челнок» 2 раза в неделю). Три недели мы проработали в таком режиме, и на тренировке в Стайках Радион прыгнул 6,10, а через неделю на финале «Гран-при», где были далеко не лучшие условия, в дождь прыгнул 5,95 и выиграл у Бубки. Вот тогда реально забрезжило, что можно бороться на Олимпиаде и за золото, хотя Бубка поднял рекорд до 6,06.

Но я сказал: «Радик, 6,05 прыгнешь на Олимпиаде и то не будь уверен, что ты выиграл». Честно говоря, психологически я слишком задавил Радиона. Во Владивостоке на финале Кубка СССР мы не стали прыгать, может быть, и зря. Надо было проверить себя с Бубкой еще раз. А Бубка мне тогда не понравился, чувствую, что не готов он был. Радион был сильнее. Но невезение плюс, возможно, моя психологическая неуверенность... Что призер или второй — об этом речи не шло, это без вариантов. Ведь он прыгнул начальную высоту 5,70 и уже стал призером.

Радион потом рассказывал, как через неделю на тренировках в Токио он просто летал. Если бы не дождь... Я прикинул, что Радион должен был установить там мировой, а может, быть, вместе с Сергеем.

Сейчас, конечно, настрой совсем другой. Кто может выиграть следующую Олимпиаду? Этого не знает никто. Знаю только, что Радиону будет гораздо легче, и будет он иметь какое-то предпочтение перед нынешними соперниками.

Зимой 1989 года пошла реализация того, что мы делали к Олимпиаде. Радион опустил высоту хвата до 5,00— 5,05, но шест стал более жестким, и это позволило сделать лучше опору и больше «выбрасывать» себя выше хвата. Значит, техническое мастерство и стабильность улучшились. А сейчас будем работать над повышением хвата и совершенствованием технического мастерства. Столько еще мелочей не дорабатывается. Только сейчас, когда Радиону исполнилось 24 года, у нас пошла шлифовка. Мы начинаем работать над школой движения, которой, как это ни парадоксально, у нас не было, и должны накопить огромный багаж. И это задача не на месяц, не на год, а до Олимпиады 1992 года. И на этой основе будем совершенствовать специальную подготовку.

Количество стартов на год мы конкретно не планируем, только решаем, где будем выступать, а по своей системе каждую неделю прыгаем прикидку, не важно с двух ли это шагов, с полного разбега. И многие соревнования проводим как прикидку, и всего бывает 40—5 соревнований в год, а официальных в 1989 году получилось 23. Смысл в том, что даже плохое соревнование —лучше самой хорошей тренировки. Здесь сдвиг в качество идет гораздо больше и проявление предельных качеств может быть только в условиях соревнований на большом эмоциональном фоне.

Помогает мне в работе и то, что я и сейчас тренируюсь сам, вернулся к своей первой любви — настольному теннису. Пришел и с нуля выполнил I разряд, затем кандидата в мастера спорта. В легкой атлетике I разряд имел в 4 видах. Шест я и сейчас иногда беру в руки и прыгаю, показываю. Перерабатывая все в голове, любые вещи на шесте могу сделать сам, и хотя у меня намного ниже, чем раньше, уровень беговой и прыжковой подготовки, уверен, что в 40 лет побью свой личный рекорд (4,52), который я установил в 29 лет. И это не просто, чтобы доказать что-то себе и другим, это интерес и просто любовь к шесту, потребность двигаться.

В хорошем смысле тренер, конечно, должен быть фанатом, иметь свою изюминку. У меня, наверное, это собственный анализ. В техническом плане у меня выработалась способность, умение поставить спортсмена в такие условия, чтобы он, даже не думая, делал все правильно. То, что мы раньше исправляли за месяц, сейчас можем сделать за одну тренировку.

Если говорить о планировании, то чем дальше идешь, тем длиннее представляешь путь, по которому предстоит пройти. Легко с детьми, с возрастом до 19 лет, пока идет собственный рост организма. Тут главное — не мешать! Не надо тренировать — не мешайте детям расти. 60—0 % результатов зависит от собственного роста организма, а не от тренировок. Даешь ему 90 % работы —результат, как это ни парадоксально будет ниже —это в легкой атлетике. Никаких сравнений, как это иногда делают, не может быть с гимнастикой или с плаванием. Детям, пока они растут, надо только чуть-чуть помогать.

Я много анализирую. Вот есть, например, несколько задач по качествам. Можно работать над главной, решить ее, далее взять следующую —главную на сегодняшний день и начать ее делать, а предыдущая часто вылетает. А я стараюсь, чтобы выполненная, решенная задача не вылетала, а оставалась на прежнем уровне.

Продолжая разговор о детях, скажу, что когда мои ребята развивались, я на физическую подготовку почти не обращал внимания. Если она мешала работать над техникой, я отказывался от нее совсем и работал над техникой. Но взрослый организм требует постоянных качественных сдвигов. Тогда у меня пошла работа и в этой области, но уже с 20 лет. Физические качества мы само собой совершенствуем, но основное сейчас — развитие качеств. А здесь работы непочатый край, здесь основа движений, биомеханика, физика, то там миллионы сочетаний в развитии качеств. Я сейчас много общаюсь с тренерами по шесту, здесь мы все почти друг о друге знаем, еще продуктивнее идет обмен опытом с тренерами других специализаций.

Вот говорят сейчас о бригаде, но в прямом смысле бригада, когда один делает и передает дальше — это полный абсурд. Но как, например, тот же Волков или Петров возьмет талантливого парня,— прыгающего на 5 метров или даже 5,50, и будет с ним работать? Да тому же Петрову, наверное, в полной мере не удается даже с Васей Бубкой работать, потому что масса работы с Сергеем. Так же и я, работая с Радионом, что-то недорабатываю с Рыженковым и Ишутиным. Тем более нагрузки у нас увеличились — 8—9 тренировок в неделю, двойные раза 3 в неделю, довольно интенсивные — раньше он такой и одной бы не выдержал.

Меня иногда спрашивают, как на Радиона влияет соперничество с Сергеем Бубкой. Скажу одно — по-прежнему для Радиона самым главным стимулом остается Бубка, стремление быть первым и прыгнуть выше всех. Он всегда знал сильные и слабые стороны Сергея, но делал свое дело. Сейчас для Радиона главное не только обыграть Бубку в каких-либо соревнованиях, а и превзойти его результаты, прыгать выше, не останавливаться. Сам Радион, конечно, настраивается на каждый определенный старт. Он обладает способностью в стрессовой ситуации, когда, кажется, труднее и быть уже не может, показывать свои лучшие результаты, те, которых от него ждут,— предельные. Практически за последние восемь лет самые высокие результаты он показывал на главных стартах. Кроме прошлого олимпийского года, но олимпиада — это особые условия.

Что свое присуще Радиону, как прыгуну с шестом? Есть у него то, что натренировать невозможно — способность организма сделать так, что даже если прыжок не получился, компенсировать неудачу за счет какого-то усилия и качества, может быть, даже воли. Коряво, плохо, но планку он преодолевает. Я не знаю его слабых мест. А ведь моя основная работа — ликвидация слабых мест в психологической подготовке, физической...

В группе у нас есть спортсмены, где каждый в каком-то качестве выигрывает у всех, Радион же ниже второго места не бывает нигде. Но в чем-то его опережают. Конкуренция вообще дело хорошее. Интересный был момент в прошлом году в Сухуми. Мы с тренером Сакиркина Ганнотой устроили Олегу и Радиону соревнования тройным с места. Так Сакиркин довел свой личный рекорд до 10,85, увеличив по сравнению с прежним на 23 сантиметра, а Гатауллин— до 10,27, прибавив таким образом к личному рекорду 38 см. Это еще раз доказало способность Радиона показывать лучшие результаты в соревнованиях, умение мобилизоваться. Такую игровую форму я даю часто. И ребята работают. А ведь друг без друга они бы не смогли так хорошо это делать. И рост Радиона не был бы такой без этих ребят. Помогло и то, что для Радиона не стоял психологический рубеж преодоления 6 метров — это сделал Бубка.

В этом году технически мы прибавили, физически кое в чем уменьшили и сейчас знаем над чем работать. И если вернемся к своему лучшему физическому состоянию, то рекорд само собой будет: 6,10—6,12 — это реально. А пока его идеальный прыжок — это зимой на 6 метров в Ленинграде. Там совпало все, а главное — соединилось разгибание шеста с его собственным полным разгибанием, получилось законченное движение, Радион выскочил настолько, что был еще сантиметров 15—20 запас. Хват был в этом прыжке 5,05, хотя пробовал и 5,15. Так что высокий результат очень возможен. Будем работать. Не будем загадывать, тем более, что Радион не очень любит прогнозы.

Хочу еще сказать, что многое в моей тренерской судьбе сыграл предшествующий опыт других. А я накапливал и перерабатывал его. Наш первый тренер Юрий Николаевич Парфенов научил меня логически размышлять, думать, не пренебрегать любой мелочью, на 1-м курсе был Барышев, тренер экс-рекордсмена мира в тройном Олега Ряховского, давший веру в себя, научивший ставить большие задачи. В институте был еще тренер Винк Александр Александрович. Он научил скрупулезному техническому анализу. Я брал лучшее о технике у Розенфельда, Коблякова, Петрова, Волкова. Вижу их зерна. У Бондарчука я многое взял по распределению средств в годичном цикле. Мы разобрались, например, что главная причина срыва на чемпионате Европы в 1986 году —это наша боязнь сменить средства соревновательного периода, и к концу сезона Радион просто ослаб... Многие упражнения я совершенствую сам. Самые первые сдвиги именно по физическим качествам, по методике, в скоростно-силовой работе дал мне тренер по тройному прыжку Виктор Погребной, из Барнаула. Так что в успехах моих учеников опыт и знания многих людей и мой, конечно, тоже. Я чувствую своих ребят, и каждый раз, когда они берут в руки шест, разбегаются, взлетают, я все это проделываю вместе с ними. И пока у них и у меня есть желание совершенствоваться, мы будем прыгать выше, вместе.

Записала Л. Волошина

Комментарии

Комментариев пока нет